Архив статей об Углекаменске и Казанке
Очерк
Лесничий Лидия Лисун
Писать лесоводу о лесоводе и легко, и трудно, легко потому, что все здесь свое, родное, близкое до боли в сердце, а трудно потому, что как бы не скатиться на панегирик, не приукрасить и недоговорить чего. И все-таки, как принято на Руси, начну, помолясь. Вот уже десять лет с хвостиком, как я живу в Приморье, в шахтерском поселке Углекаменск, бывший Северный Сучан. Конечно, Приморье не Сахалин, но все равно это Дальний Восток, это – дальневосточная Россия. О роскошном разнообразии приморской тайги, уверен, в стране нашей знает каждый, скажу поточнее – почти что каждый.
Итак: Партизанский лесхоз, Углекаменское лесничество, заслуженный лесовод Российской Федерации – Лидия Дмитриевна Лисун, в девичестве Подопригорова, рожденная в 1936 году на небольшом хуторе царинско-сталинградско-волгоградской степи Поповка. Там до сего времени, но не на хуторе, а в селе, живет ее мама – Наталья Михайловна, которой девяносто один годик, слава Богу!
Отца своего Лидия Дмитриевна помнит слабо, как взяли его в роковом тридцать седьмом на Беломорканал, так и загинул там, троих «подопригорят» пришлось Наталье Михайловне поднимать одной. «Через все невзгоды прошли, – вспоминает Лисун, – и голода, и холода хватанули, но выкатались».
Спасением семьи были корова, да съедобные травы степи-матушки, да взаимоподдержка односельчан.
Школа-семилетка, потом Сталинградский лесной техникум, где через посредство книг и познакомилась будущая лесничиха с приморской тайгой, с Приморским краем, с его природными красотами, с его уникальностью – и растительной, и климатической.
И загорелась душа «дальними странствиями», и пришли двадцать выпускников техникума в распределительную комиссию, и дружно попросились послать их в лесное хозяйство Приморья, тут, в этом порыве, было все: и патриотизм, и романтика, и юношеский максимализм. Из всей двадцатки осталось теперь в здешних местах всего два человека, один из них – Лидия Лисун, проработавшая в двух лесничествах Партизанского лесхоза, сначала помощником лесничего, а через некоторое время и до самой пенсии (1991 г.) лесничим.
Что из себя представляет Углекаменское лесничество? Это двадцать шесть тысяч гектаров лесных площадей, многие были пройдены рубками главного пользования в предвоенные, военные и послевоенные годы, вырубали по большей части «хвою», немного ясеня, частично бархата, дуба, так что простор для работы лесничего был, по сути дела, неограничен. Первые годы посадок леса было немного, да и рубок ухода не слишком, основное было – это борьба с лесными пожарами и контроль за деятельностью лесозаготовителей, а потом – пошло-поехало: напряженные планы и по питомнику, и по лесокультурным работам, и по рубкам ухода, и по созданию минерализованных полос для охраны от огня ценных насаждений, да и вообще всех лесных угодий лесничества.
«Маленькая женщина» – так окрестили Лидию коллеги по работе, взялась за дело и умом, и душой. Вышла замуж за работника местной шахты, пошли дети, их у Лисун двое: сын и дочь. В метаниях по тушению загораний помогал и муж Александр Сергеевич, а попозже подключились и дети, словом, за порядок в лесу болела вся семья, а главной опорой в работе «был сплоченный коллектив лесничества, все без исключения» – так говорит мне она, Лидия Дмитриевна Лисун.
Я киваю в знак согласия головой, а сам думаю: «Милая моя, все так, да не совсем, все зависит от первого лица в любом деле, не даром наш народ изрекает, как прорекает: каков поп – таков и приход». Да ладно, не буду об этом, ибо это само собой понятно, и понятна скромность Лисун, она такая, не любит дифирамбов в свой адрес. Сошлюсь поэтому на мнение людей: и однодельцев, и со стороны.
– Да, Лисун – это Лесничий! Ведь только подумать – она за годы своей работы создала посадки на трех тысячах гектаров, и это все – кедры, сотни гектаров уже отлично плодоносят, и выход кедровых семян (орехов) до двадцати процентов от собранных шишек, просвещает меня Федор Дмитриевич Карандей – директор лесхоза. А вот что говорит о Лидии Лисун директор поселковой библиотеки, муж ее работает трактористом в лесничестве: «Редко встречаются такие заботливые и руководители, и родители, и книгочеи. Лисун всем этим наделена вполне. За красивые глазки «заслуженного» и орден «Знак почета» не дают».
Совершенно так, я, когда поглядел на трудовую книжку лесничего, то в ней исписаны все листы поощрениями, и даже вкладышей несколько стопок с тем же самым.
А директор Углекаменской средней школы, ныне тоже пенсионер, так определил мне Л.Д., мол, и педагог от Бога, и лесовод – дай Бог!
Администрация поселка также нахваливает Лидию: «Она у нас и общественница, и помощница, и депутатом неоднократно избиралась. Поселковый парк и все скверы в поселке «под глазом» Лисун: заболело какое дерево – Л.Д. тут как тут, сделает заключение: как лечить, а то и спилить, и посадить рядом новое, здоровое. Кедры по аллеям – это ее забота, да и у многих домов – кедры, они не без лесничего тут появились, правда, иногда безалаберники обламывают кедрят, то ветку, то вершинку, но это, так сказать «обезьяний синдром», есть люди, которым дай за что-то зацепиться: руки прежде головы действуют... А вон, поглядите, какие шикарные кедры и сосны у конторы лесничества, кстати, и дом лесничества, и два добротных жилых дома, и гараж, – все это при Лидии Дмитриевне построено».
Встретился я и с рядовыми работниками лесничества: «Да, говорят, при «Маленькой женщине» мы жили и работали крепко, оно и сейчас – дело с ладу не сбилось, и теперешний лесничий Владимир Михайлович Смеляков настоящий лесовод, но ему сейчас трудновато, сами знаете, как обстоят дела с финансами, но Л.Д. ему помогает и советом, и опытом, да она ведь его сюда и вытребовала: поехала в Уссурийский институт, нашла декана лесхозфакультета и попросила дать ей хорошего, хозяйственного выпускника, и квартиру пообещала, смену себе готовила. Парень приехал, не раздумывая, поработал в помощниках, а теперь – сам с усам...»
Не слышал я ни одного плохого слова о Л.Д. ни от кого, даже от тех, кого она «прижимала» за дело. Рассказывают, как лесничеству в качестве премии дали мотоцикл, некоторые посмеивались сожалительно, дескать, куда там такой маленькой на таком большом мотоцикле! Лесничий же не подкачала: она и на коне, в седле, скачет, что заправский казак, видать гены степные, подопригоровские дают о себе знать, да и мотоцикл освоила, не суетясь. «Кому дано – с того и спросится», – серьезно, но с затаенной улыбкой, говорит мне Лисун. И я верю ей, ее строгому, но не колючему взгляду, ее ладно сбитой фигурке, да и не видно, по всем ее манерам, чтобы была «маленькой», нет она – большая, умная, статная и требовательная и к себе, и к тем, кто под ее опекой. Думаю, что я кое-что понимаю в людях, дальневосточных людях, особенно – в лесниках, не зря же я и сам «оттрубил» не один десяток лет в лесах Сахалина, да и по Приморью поколесил, даже до Супутинского заповедника добрался, да и писательская моя ипостась помогает мне изрядно...
– Расскажите ваше первое впечатление от Владивостока, что бросилось в глаза, Л.Д.?
– Перво-наперво, это – море, ведь никогда в жизни не видела, да и не знала, какое оно. Глядела на волны от памятника Ленину, ну, того, где написано, что Владивосток – город-то нашенский, глядела и думала: какой красоты я достигла: море, оно же по красе уступает только разве тайге одной, а точнее сказать: оба они – ровня! А еще мне понравилось, как нас приняли в краевом управлении лесного хозяйства, начальником его тогда был Гавренков, а главным лесничим Галицкий, он-то и беседовал с нами, с каждым в отдельности, и тогда я поняла, что нас принимают всерьез, на нас надеются, нам рады... А еще мне запомнились вкуснющие пирожки с ливерной начинкой, дешевые, они продавались с лотков на привокзальной площади...
Интересно, у меня почти те же впечатления от встречи с Дальним Востоком, с Сахалином, хотя мы, выпускники Брянского лесохозяйственного, прибыли сюда на пять лет раньше волгоградцев, хотя мы – инженеры, а они – техники, но молодость у всех, наверно, схожа по главной линии: если не мы, то кто же?
Рассказывает Лидия Дмитриевна: привезла в Углекаменск погостить свою маму, пожила тут старушка с месяц, а потом запросилась назад, домой, в царинское степное, неоглядное раздолье, не могу я тут у вас спокойно жить, куда ни глянешь, всюду горы, как в яме живете, нет широты взгляду. Верно сказано: кто где родился, тот там и сгодился. Я слегка поправил бы эту поговорку, сказал бы: кто где прижился... Знаю по себе. Спустя лет двадцать прилетел я в родные места, в свою деревеньку под Рославлем, осмотрелся, все как будто так, как и помнится, но куда же девалась наша крутая горка на рогнединском большаке? – спрашиваю у земляков. Те удивленно переглянулись, мол, что это с нашим сахалинцем: да вот же она, перед тобой! И этот отлогий бугорок я называл горкой крутой, и съезжая с него, мы вставляли в колесо телеги палку для тормоза?! Я расхохотался. Понял, что мой взгляд привык к сахалинскому горизонту, а там – такие сопки-горы, что, по сравнению с ними наша горушка прыщом кажется...
Сидим с Лидией Лисун в моей квартире, беседуем. В моем восточном окне – солидная гора, она покрыта средневозрастными дубняком, бархатом, ильмовыми, подлеска и подроста нет и в помине. Сопка эта всего метрах в трехстах от моего дома, простым глазом каждое дерево на ней можно различить, а если в бинокль (пользуюсь я иногда и биноклем) все до травинки видать. Лидия Дмитриевна догадалась, зачем я поглядываю на эту сопку.
– Уже четыре года подряд, каждую весну и осень «злоумышленники» поджигают, потому и никакого возобновления нет, да и все деревья там ослаблены частым огнем, спили любое – сердцевина гнилая, почти все породы поражены трутовиками, скоро сопка станет совсем мертвой, даже трава перестанет расти, ведь и травы, они хоть и многолетними считаются, а без самоподсева вымрут. В мое время такого безобразия не было, это хоть и городские земли, но мы с этим не считались: чуть загорание – сразу бежим туда и тушим, низовой ведь пожар в лиственном редколесье тушить не трудно, лопату или метелку – в руки, и вся недолга. Теперь времена переменились, раньше бывало, если где загорелось, сами туда сломя голову летим, а не хватает своих сил, идем на шахту, дают рабочих по заявке, без проволочек, а сейчас до леса, кроме лесной охраны, можно сказать, никому нет дела, а у лесников – возможности ограничены до невозможности. Да что тут и рассуждать, одним словом – рынок!
– Лидия Дмитриевна, – встреваю я, – а как вы думаете, что если все лесные земли, все-все, и гослесфонд, и бывшие колхозно-совхозные леса, и городские отдать одному хозяину, ну, скажем, департаменту лесного хозяйства?
– Конечно, конечно, сейчас леса, кроме гослесфондовских в нашей округе никто не охраняет, особенно те, что на землях Партизанска, там браконьеры устраивают настоящий погром: рубят, как попало и где попало, и все машинами гонят в Находку, и куши на этом срывают, видать, немалые...
– Я об этом писал в «Утре России», но результатов никаких, а воруют ведь самые ценные породы с пойм рек и речек: ясень, орех зибольда, бархат, чозении: и крупные, и молодняк, для подпорных колышков на дачах используют, нет чтобы ивняк, да куда там, самые ровненькие ясени и клены безжалостно сводят...
Разговор наш переходит на другое: на ширпотреб. И этим лесничество занималось: метлы, мелкие поделки из древесины от рубок ухода, заготовка лекарственных растений и многое другое, существовал даже план поставки изделий в торговлю. Ширпотреб в лесничестве приказал долго жить. Причина всем известная – финансовая несостоятельность. Оно, вроде, и хорошо, лесники должны заниматься своим прямым делом: охрана лесов, лесопосадки, рубки ухода, но теоретически – лошадь, а практически – не везет эта лошадь. Даже у цыгана и то долгонекормленая лошадь сдохла: он хотел приучить ее жить без корма, но... В лесничестве теперь три коня.
Мое мнение, что в лесхозах зря поизвели поголовье лошадей в надежде на механизмы. Когда-то, в Долинском лесхозе Сахалина, я твердо поставил задачу: лесник без лошади и коровы – не лесник. И получилось: настоящие лесники завели живность, а временщики – уволились.
Давно это было, только что вышел из печати роман Л.М. Леонова «Русский лес», председатель Поронайского райисполкома (Сахалин), прочитав роман, сказал мне: «До этого я думал, что вы, лесники, бездельники, а выходит!..» До этого же всех «собак» за лесные пожары вешали на лесхоз, а после романа у нас пошло по-иному: за лесные пожары стали спрашивать строго с тех, кто «поджигатели»: леспромхозы, железная дорога и прочие.
– Мало у нас в лесничестве литературы о природе, – сетует молодой лесничий Углекаменского лесничества В.М. Смеляков.
– Чисто лесной литературы?
– Не только. Всякой. И художественной – особенно.
Я кое-что подарил ему из своих запасов. Сделаю переборку своей библиотеке, кое-что еще найду для лесничества, жаль вот своих книг подарить не смогу, у самого осталось по одному экземпляру, все раздарил в свое время, а новую издать – теперь, это проблема проблем, и снова все упирается в рынок, сиречь, в финансы.
Видел, видел я почти все кедровые культуры, которые созданы трудом Углекаменского лесничества, трудом его лесничего Лидии Дмитриевны Лисун. Прошу поверить мне на слово, так как описание этой рукотворной тайги требует не восьмистраничного, беглого очерка, а целой толстенной книги, и даже – книг, книг и о деревьях, и о людях, их (деревья) вынянчивших, потому и прошу поверить на слово, считаю, что разбираюсь я в лесных делах и прошлого, и настоящего не так уж и плохо. Так вот, то, что я видел на лесозакультуренных площадях Углекаменского лесничества, да и всего Партизанского лесхоза, достойно краткого и емкого определения: молодые кедровые здешние насаждения чувствуют себя отлично. Правда, в последнее время и до посадок кедра добрался огонь разгильдяев и пустодомов (я их зову варварами-оккупантами), сожжено уже около шестидесяти гектаров, Чистых посадок, да и естественных древостоев кедра в Партизанском лесхозе, как мне сказала Л. Д., нету, здесь все смешано: дуб, бархат, клены, ясени, березы, осины, тополя, ильмы, и, разумеется, король всему разнообразию этому – кедр! Недаром ведь у нашего лесничего и фамилия лесная, если интерпретировать ее на украинскую мову, да и Подопригорова – весьма подходит к местам Приморского края. И подпирает приморские горы-сопки сильная духом и уменьем не «маленькая», а настоящая русская Женщина, подпирают их лесоводы Партизанска-Сучана, подпирают и облагораживают, и оберегают.
Мира, добра, терпения и надежды всем вам, всем твоим лесничим, матерь Вечная наша Россия!
И в конце своего краткого очерка помещаю свое давнее стихотворение, посвященное всем лесничим, всем лесоводам Великой России. И тихо, от всего сердца и всей души, восклицаю:
Да будет лес!
Лесничий – завидное дело.
Но зависть лишь к слову пришлась.
Лицо у него потемнело.
И синие тени у глаз.
Усталость?
Причем тут усталость?
Забота?
А это уж да.
Лесничему – высшая радость
Свои создавать города.
Вот город Стремительных Сосен,
И город Рассветных Берез,
И город Истерзанных Сопок,
И город Рябиновых Слез,
И город Крутых Водопадов,
И город медвежьих следов...
Каких только не было градов,
Каких только нет городов.
Лесничему – лес кабинетом.
На каждой сосне – телефон.
Лесничего словно и нету,
И вроде как всюду бы он.
«Утро России» (?), 1990-е
Комментарии (0)