Антонов Андрей » 08 май 2009, 21:27
Листовка, действительно та самая.
Сегодня, наконец набрал часть главы о Цуприках.
Борис Василькевич. След и наследие. Владивосток. Издательство Дальневосточного университета. 2007.
Стр. 50-57
Дальневосточные Цуприки
Работы на Метрострое для всех собранных со всех концов России работников не хватало. Или для «хохлов» не хватало. Прошёл месяц. Взятые из дому скудные харчи давным-давно кончились, случайных заработков в Москве даже на пропитание не было. Григорий с земляками стал подумывать о том, чтобы «драпануть» куда-нибудь, где на жизнь можно было бы заработать. Но проблема состояла в том, что из «сельрады», заменявшие паспорта, вербовщик забрал и сдал в «контору». А контора, боясь, что вдруг где-то на стройке образуется прорыв и не хватит рабочих, отпускать «верботу» на вольные хлеба не спешила.
Жить стало невмоготу. В землячестве начали образовываться компании единомышленников, которые разрабатывали варианты и способы выбраться из ситуации. Григорий попал в компанию, где обсуждалась идея «рвануть на Дальний Восток», где, по словам одного из бывших служилых ещё в Порт-Артуре, в Приморье «молочные реки и кисельные берега». В конце концов, решение созрело и крепкая компания из двух десятков готовых к любой работе и к конфликту с властью работников с инструментами и походными тюфяками оседлала товарный порожний вагон, двинувшийся в сторону Урала. Немногим более трёх месяцев, с остановками на заработки для оплаты проезда и на пропитание, компания двигалась на восток, понемногу убывая в численности. К концу пути – до станции Угольная – добралось не более восьми человек. Половина разошлись кто куда. Григорий вслед за крепким бывалым земляком Божко отправился на Сучан через Кангауз, где Сучанский уголь через перевал перетаскивали в вагонетках на подъёмниках и перегружали в вагоны до станции Угольная.
Прибыв в Сучан, Григорий по совету Божко, нашедшего в Сучане дальних родственников, проживающих здесь уже многие годы, обратился за работой в Сучанскую геологоразведочную экспедицию. Его сразу же взяли на работу, выдали аванс 5 рублей и поселили в бараке, выделив комнату и табуретку. Григорий был рад несказанно. Он понял, что здесь он кому-то нужен, точнее нужны его руки, а это значит, что будет работа, заработок, можно будет вызвать жену и начинать строить жизнь. Будучи уже хорошим мастером, он быстро обустроил своё жильё, на первые заработки купил кое-какой скарб, постель, одежду и стал ожидать приезда жены с сыном Михаилом, о котором сообщила Анна в письме.
После изгнания своих родителей, основателей многодетной семьи из Чеплеевки, Анюта с младенцем на руках, сыном Михаилом, жила у свекрови Ксении Порфирьевны и свёкра Николая Цуприков. Украина голодала люто. Съестных припасов не было совсем. Ели всё, что можно было сварить, засолить, сготовить на огне. Не говоря о лошадях, съели собак, кошек, ворон и пр. По слухам, в отдельных уездах началось людоедство. Народ вымирал сёлами. Умер и свёкор. Анюта ходила в гости к сёстрам, те подкармливали её, хотя сами голодали. Наконец, дождавшись письма от Григория, вместе со свекровью и племянником Григория, оставшемся в соседнем селе сиротой Иваном Ященко, отправилась Анна в путь на Дальний Восток. Денег насобирали, продав свои украшения, кое-что из домашних вещей по ценнее, получив помощь от сестёр и братьев Анюты.
Путь был долгим и трудным. Почти три недели поезд с долгими остановками тянулся до Угольной. В пути от голода и антисанитарных условий заболел тифом Михаил. Анна таила его болезнь, продавая всё, чтобы купить еду. Бог послал избавителя в лице старого деда-хохла по фамилии Гопша, ехавшего к детям в Никольск-Уссурийск. Он вёз с собою колоду с мёдом, где мёда оставалось только на два пальца на дне. Дед прятал колоду под лавкой, никому и прикасаться не позволял. Но, видя безутешной горе молодой женщины, боявшейся потерять малыша, выдавал ей понемногу мёда для ребёнка.. Кое-какие лекарства и мёд сделали своё дело – болезнь понемногу отступила.
Сначала Цуприки устроились с жильём на двадцатой шахте – окраине (в то время) города Сучан. Работы хватало всем, и Анна тоже пошла работать продавцом в продуктовый магазин в шахтёрском посёлке. После голодовки на Украине она не переставала удивляться продуктовому «изобилию» на Дальнем Востоке. Ещё её удивляли жившие здесь люди, простые, открытые, нежадные, работящие. Она рассказывала, что однажды пришла в магазин жена начальника шахты и попросила взвесить ей несколько сот граммов чёрной икры. А икру в магазины тогда поставляли в 200-литровых пузатых дубовых кадушках. Анна побежала к завмагу спросить разрешения открыть бочку, так как открытая бочка автоматически переходила в разряд неликвидных и испорченных продуктов. В магазине уже стояла открытая (начатая) бочка с красной икрой – более привычной для дальневосточников. Её тоже очень редко кто-либо покупал (хотя стоила она - копейки), потому что только ленивый не заготавливал себе в местных нерестовых речках красную рыбу и икру. Но покупательница не пожелала красной икры, т.к. была «с запада», где «её муж получил горное образование и приехал работать на Дальний Восток по контракту» и «где понимают толк только в чёрной икре». Скрепя сердце, завмаг разрешил бочку открыть. После ухода покупательницы бочку срочно закрыли, предупредив всех, что «она целая».
Работая вдвоём, молодые Цуприки смогли накопить небольшую сумму и купили старенький небольшой домик в Нижней Казанке, у речки, где во время половодья или наводнений топило всё в округе. Анна со свекровью занимались домом, огородом и Михаилом, а Григорий Николаевич на лошади верхом и на телеге разъезжал по буровым вышкам, где он работал, успешно занимался рационализацией, техническим совершенствованием бурильного производства.
Когда мы с Галиной поженились, мне показывали место, где стоял этот дом – там осталась яма от погреба под домом и была она в пяти метрах от берега старого русла речки. Там в этом доме в 1937 году родилась Галина сестра – Алла.
В 30- годы – годы первых пятилеток – пропагандировалось новаторство в условиях острой классовой борьбы, так как шла открытая борьба с троцкистами и уклонистами разного рода. Однажды на комсомольском собрании Григорий выступил в поддержку комсомольского секретаря их ячейки, которому впоследствии приклеили ярлык «троцкиста». Григория вместо арестованного секретаря избрали на его место.
В это время произошёл случай, который повлёк за собой такое развитие событий, что их исход мог бы закончиться трагедией для всей семьи, как это было в годы ежовщины. Приехав на буровую вышку, стоявшую где-то в лесу, для проведения каротажных работ (описания геологического строения пластов по скважине) Григорий Николаевич стоял у насоса, нагнетавшего смазочный глиняный раствор в скважину под высоким давлением. Вдруг с напорного патрубка насоса сорвало шланг и всех специалистов залило жидкой глиной с ног до головы. Сняв всё с себя, Григорий обмылся, переоделся в то, что нашлось на буровой, и уехал на базу. По дороге заскочил домой, бросил грязную одежду женщинам для стирки. В постиранной самым тщательным образом гимнастёрке, в нагрудном кармане (как и положено – у сердца) был постиран и комсомольский билет. Пришлось ехать в райком, объясняться. Строго допросили, записали, старый билет забрали, сказали, что оформят новый. Но время шло, за работой и повседневными заботами пролетело полтора месяца, для получения билета не приглашали, а Григорий и не вспомнил. Но ему напомнили.
Оказывается, за это время его «родословную» проверили самым тщательным образом. А тут эта история с арестом комсомольского секретаря, заступничество Григория, кляуза, наверное, чья-то. Всего этого было достаточно, чтобы возбудить уголовное дело по ст. № 58. Арест, ночные допросы сначала в Сучане, затем во Владивостоке. Сюжет обвинения прост: японский шпион, подготовивший документ – комсомольский билет с выстиранной фамилией, именем, отчеством (каустик и материнские руки обесцветили химический карандаш, которым тогда вписывали данные держателя билета) и с сохранившимся типографским шрифтом и остатками мастичной печати – для экипировки будущего резидента. Вспомнили и двоюродного брата из соседнего села, к тому времени уже осуждённого по той же статье при так и не прояснившихся обстоятельствах. В последствии, в 1970 году Григорий Николаевич показывал сыну Владимиру следователя, допрашивавшего его в 1938-м году в Сучане, и дом, где тот следователь жил.
(окончание следует)